Несмотря на то, что в России, как и в других странах, история отношений человека и природы насчитывает долгие века, в глобальном масштабе наша страна дала не так много прорывных идей, которые бы серьёзно повлияли на общечеловеческую историю этих отношений. Одно из направлений мысли, которое стало таким прорывом,− философское учение графа Петра Кропоткина, которое он развивал в конце XIX − начале XX века.
Автор: Пётр Иванов
История российской науки о взаимосвязи человека и природы в целом и их способах взаимодействия, как это часто случается с российскими феноменами познания, в большинстве своём находится на периферийных позициях мировой науки. Но это вовсе не значит, что она носит исключительно характер туземной по определению социолога Михаила Соколова.
Россия подарила миру несколько очень значимых явлений, которые оказали серьёзнейшее влияние как на философское осмысление природы и человека, так и на конкретные урбанистические практики. И первое из этих явлений − научные изыскания Петра Алексеевича Кропоткина.
Географ и философ
Как и многие мировые учёные своего времени, Кропоткин не ограничивал себя какой-то конкретной дисциплинарной рамкой, но в первую очередь считал себя географом. Действительно, многие его работы посвящены географическим изысканиям, например, именно он открыл и описал Витимское плоскогорье. Также занимался этнографией, культурологией, биологией, лимнологией, геоморфологией и, разумеется, философией.
Философия Кропоткина была неотделима от биологии. Он считал, что Чарльз Дарвин в своей теории эволюции слишком много внимания уделил конкуренции, как главному фактору естественного отбора и эволюции. Кропоткин же был уверен, что гораздо бОльшую роль играет кооперация.
Глобальное видение кооперации
Согласно Кропоткину в основе всех физических, биологических и социальных законов лежит динамическое взаимодействие, в ходе которого образуются ассоциации разных конфигураций, в которые входят разнопорядковые участники: от планет и звёзд до бактерий и простейших. Эта кооперация рождает движение к новым формам и тем самым определяет эволюцию материи. На биологическом уровне это означает формирование экосистем, где каждый участник играет свою неотъемлемую роль. На общественном − появление обществ, которые усложняются со временем по мере развития ценности и навыков социальной кооперации между людьми.
Таким образом, эволюция по Кропоткину движется не столько в сторону адаптации отдельных видов к окружающей среде, но в сторону коллективной адаптации видов, составляющих экосистему к окружающей среде и друг другу. В каком-то смысле, эволюция по Кропоткину не эгоистична, не замкнута внутри интересов отдельного вида − наоборот, все виды заинтересованы в эволюционной устойчивости не только себя, но и своих соседей по экосистеме.
Из этого взгляда на эволюцию следовало понимание того, что человек во взаимодействии с другими видами должен применять те же самые навыки кооперации, что и во взаимодействии с другими людьми. Должен быть заинтересован в эволюционном успехе растений и животных с тем, чтобы они отвечали ему взаимностью и решали какие-либо важные для него задачи.
Зарубежные последователи
В эпоху стремительной индустриализации XIX века и хищнического освоения природы такие идеи казались причудливым умствованием далёкого от реальной экономики интеллектуала, однако, они нашли своих последователей, которые подхватили идеи Кропоткина о кооперативном взаимодействии человека и природы, а также его анархистскую идеологию жизни вне государства. Наиболее яркими его последователями оказались Эбинизер Говард, Луис Мамфорд и Патрик Аберкромби. Их концепция города-сада − прямое следствие диалога с Петром Кропоткиным, попытка переложить его философию в проектный залог.
Города-сады должны были стать тем местом, где человек живёт среди природы, заботится о ней, а природа дарит ему свои блага. При этом живёт не просто так, но в режиме радикальной субсидиарности − все вопросы, которые могут решаться на уровне самоуправляемого сообщества должны решаться на этом уровне. Вмешательство государства в эти экосистемы должно быть минимизировано. Как и минимизирован экологический след человека.
Последнее было несколько затруднительно ввиду технологий того времени, а первое − ввиду особенностей тогдашних принципов государственного управления. Поэтому британские и европейские проекты городов-садов как правило не взлетали так, как запланировано, и становились всего-навсего богато озеленёнными рабочими пригородами больших городов. Но в США идеи легли на благодатную почву протестантского сектантства и некоторые города-сады приблизились к изначальному замыслу.
Судьба идей в Российской империи и СССР
В Российской империи идеи Кропоткина в конце XIX − начале XX века понимались в изрядной степени превратно. Его анархизм был вульгаризирован и наполнен в большей степени насилием в отношении структур классового общества, нежели созидательными смыслами, содержащимися в нём. Сам Кропоткин по возвращении в Россию после Февральской революции 1917 года был неприятно удивлён настроем тех, кого считал своими последователями.
Несколько лет в начале советской власти Кропоткин продолжал публицистическую деятельность, поддерживал движения по кооперации горожан, например в Дмитрове, где он закончил свои дни, он много и плодотворно сотрудничал с Дмитровским союзом кооперативов.
Несмотря на грозное звучание названия своей идеологии − анархизма − Пётр Кропоткин был глубоко миролюбивым человеком и консенсусной фигурой. С ним было сложно полемизировать, не ставя себя в неловкое положение, поэтому самые различные политические деятели того периода искали его расположения и старались выстроить свои идеологические конструкции с отсылкой на его труды. Несмотря на большое уважение со стороны советских лидеров, Кропоткин отказывался от государственных привилегий, которые они ему старались присвоить.
Дальнейшая судьба идей
Его идеи о взаимодействии человека с природой нашли своё отражение в чуть более поздней дискуссии урбанистов и дезурбанистов в СССР. Если первые настаивали на том, что при должных усилиях можно построить новое более справедливое общество в стенах имеющихся городов, то вторые утверждали, что для того, чтобы достичь столь желаемой социальной справедливости и снять классовые противоречия, необходимо создавать новые системы расселения, отношения человека с природой в формате новых городов-садов, вдали от историко-культурного материального наследия прежнего общества. Дезурбанисты сокрушительно проиграли в этой дискуссии, так что на советской почве идеям не суждено было воплотиться. В любом случае, идея городов-садов прочно вошла в историю науки и международной практики градостроительства. Пусть в большей степени она ассоциирована с именем Эбинизера Говарда, но философские и идеологические её основания заземлены именно в российской мысли.
